22 июня 1941-го студентка Ленинградского педучилища Верочка Уткина должна была ехать на каникулы домой, в Старую Руссу. Но на вокзале незадолго до отправления поезда она узнала страшную весть о нападении на страну гитлеровских войск.

      О возвращении к родным пришлось забыть. Девушка тут же помчалась в училище, где уже собрались практически все её однокашники. Юношеский максимализм требовал действий – решительных и бескомпромиссных. За время учёбы ребята хорошо освоили азы военного дела: научились разбирать-собирать винтовки, метать гранаты. Поднаторели и в штудировании правил первой медицинской помощи. Словом, будущие педагоги считали, что они вполне готовы к отправке на фронт. Вот только возраст… Верочке, например, ещё и шестнадцати не было. Ребёнок по сути дела, какая уж тут армия, фронт.
      Однако настойчивость ребят в военкомате оценили и поручили им ответственное задание – рытьё окопов под Ленинградом. На вверенном участке студенты проработали с месяц, пока не начались массированные обстрелы вражеской авиации. Тогда группу в спешном порядке вернули в город, где парни и девчата быстро нашли себе новое занятие – тушили «зажигалки» на крышах зданий во время налётов, опекали пожилых и одиноких людей. Работали, пока не начали валиться с ног от голода – в окружённом кольцом гитлеровской блокады Ленинграде иссякли запасы продуктов.
Верочку взяли под свою опеку жившие в городе на Неве родственники. Однако и их возможности вскоре оказались исчерпаны. Вариантов дальнейшего развития события было только два – эвакуация или…
      В феврале 1942-го их вывезли по льду Ладожского озера и погрузили на поезд, отправлявшийся в глубокий тыл, подальше от смерти. Однако тяжесть пережитого стала для Верочкиных близких приговором – в дороге умерли тётушка и бабушка девушки. Саму Веру и её двоюродную сестрёнку как несовершеннолетних, оставшихся без присмотра взрослых, ссадили с поезда. И поместили в госпиталь.
      Врач, увидев блокадниц, воскликнул:
- Господи, да что же мне с ними делать?! Это же не люди – тени, их того и гляди ветром сдует!
Но в противоборстве со смертью победу одержала молодость. Сестрички быстро пошли на поправку, подлечились, окрепли. И уже в апреле заявили главврачу о своём намерении остаться. Не на иждивении, конечно же, а в качестве нянечек, санитарок. Тем более что соответствующая подготовка у них имелась – Вера до войны окончила трёхмесячные курсы медсестёр.
Девушек зачислили в штат. Расплывчатая формулировка их должностей «сёстры-санитарки» предполагала довольно широкий круг обязанностей. Они и за ранеными ухаживали, и санпоезда разгружали, таская на себе, несмотря на недавний диагноз «дистрофия», здоровенных мужиков.
Сестрички быстро освоились в госпитале, снискали любовь и уважение коллег за безотказность и отсутствие столь презираемой во врачебной среде брезгливости – они не зажимали носы от специфического запаха гниющих ран, не падали в обморок при виде сложенных в углу одной из комнат ампутированных частей тел. В Ленинграде за несколько месяцев блокады им доводилось и не такое испытывать. И девчонки не то что привыкли (разве к такому можно привыкнуть?!), просто научились относиться к происходящему как к данности, из которой только один выход – Победа.
За день сёстры выматывались так, что мечтали хотя бы о паре часов спокойного сна. Но отдохнуть удавалось не всегда. То очередной санитарный поезд прибудет, то кто-нибудь из пациентов попросит: посиди со мной, поговори, пожалуйста. Ну как тут откажешь? Приходилось садиться и слушать горестные воспоминания солдат о фронтовом житье-бытье, писать под их диктовку письма родным.
       Бойцы такое внимание Верочки ценили. При возвращении в действующую армию они давали ей знать о себе объёмистыми посланиями со словами благодарности… За годы войны таких писем накопилось великое множество. Поначалу девушка их берегла как свидетельства значимости её личного вклада в дело мира. А после Победы захотелось оставить всё пережитое в прошлом. И не возвращаться к нему. Никогда.
     Поэтому на предложение остаться в госпитале, когда война подошла к концу, она ответила отказом. Всё что угодно, только не врачебная стезя! – решила Вера. Хватит, насмотрелась. Особенно на Дальнем Востоке, куда госпиталь переправили летом 45-го. В своих изуверствах японские солдаты превзошли немцев. При виде растерзанных тел советских бойцов даже у бывалых медиков нервы сдавали. Что уж говорить о юной барышне…
Вскоре после победы Вера Николаевна вышла замуж за военного. После его демобилизации в 1950-м супруги перебрались на родину главы семьи – в Белгород. Продолжить учёбу не получилось. Надо было заниматься воспитанием ребёнка.
      Устроилась на работу кассиром в гастроном. Хотя по сути приходилось быть «мастером на все руки». И даже машины с продуктами разгружать. Как некогда в юности санпоезда.
Когда близ драмтеатра открыли гастроном «Центральный», Вера Николаевна перешла туда. Поначалу была старшим кассиром, затем более пятнадцати лет – администратором...
      Сегодня она живёт с семьёй внука. Пять человек – в скромной двухкомнатной квартире. Вера Николаевна попробовала было на правах ветерана войны встать в очередь на улучшение жилищных условий. Ей ответили: нет оснований. Все необходимые нормы соблюдены.
      Знакомые советуют: дай кому надо на лапу. А она негодует. Я, мол, как профкомовский лидер столько лет со мздоимством боролась, права покупателей защищала, а вы мне советуете на старости лет принципам изменить. Не выйдет.
     Не получилось у неё и в очередь на автомобиль записаться. Нет у неё необходимого для получения этого подарка набора заболеваний. Ну подумаешь, опущение внутренних органов и варикоз от некогда испытанных непомерных физических нагрузок. Не смертельно же, ей говорят. Вполне можно и без машины обойтись.
      Кто другой на месте Веры Николаевны уже проклял бы всё на свете. А она ещё шутить умудряется:
      - У меня семеро правнуков. Друзья говорят, что это верный знак – в рай попаду. Тем и живу. Может, хоть на том свете условия получше будут. Или там тоже не ахти? Вы не знаете?